А вот и конец путешествия по Корее, Китаю и Японии. Естественно, много книг осталось за бортом, но я и не собирался поглотить всё написанное азиатскими авторами, а затем переведённое и изданное на русском языке. До ещё нескольких выбранных из всех возможных вариантов книг, я ещё когда-нибудь доберусь. А пока вернёмся к тяжёлому и жуткому, основанному на одном из самых известных исторических событиях двадцатого века роману-катастрофе, мимо которого я просто не мог пройти.
Внимание! Материал под спойлером содержит, мягко говоря, неприятные скриншоты документального фильма "Белый свет/Черный дождь: Разрушение Хиросимы и Нагасаки" с интервью и хрониками тех лет.
читать дальше
Слышите громовые раскаты?
Это не гроза, не ураган —
Это, вихрем атомным объятый,
Стонет океан, Тихий океан.(с) Александр Соболев, «Бухенвальдский набат»
Несколько тысячелетий подряд человечество довольствовалось кинжалами, мечами, копьями, стрелами, да посылаемыми пращой камнями. Затем люди открыли разрушительную силу пороха и воздух наполнился свистом пуль, ядер снарядов. Время шло и техническая мысль не стояла на месте. Пули со снарядами летели всё дальше, быстрее и точнее, приобретая всё бОльшую убийственную мощь. Воплощённое братьями Райт и Отто Лилиенталем давнее желание человека взлететь в бескрайние небеса дало крылья и людям, и бомбам. Заключенная в сталь взрывчатка падала с неба, превращая в пыль, разбивая на куски и выжигая всё, на что у неё хватало сил. И только после того, как человек посмотрел вглубь мельчайших частиц материи, появилось бомба, открывшая собой новую эпоху войн, политики и воплощённого ужаса. Ужаса, впервые получившего достаточно сил, чтобы убивать и уродовать через годы и десятилетия после взрыва или даже стереть человечество вместе со всей биосферой с лица планеты.
Единственным признаком жизни в Хиросиме были мухи, летающие над трупами (с) Здесь и далее кадры из документального фильма «Белый свет/Чёрный дождь: Разрушение Хиросимы и Нагасаки».
Бесполезно даже пытаться считать сколько публицистики и художественных книг, затем художественных и документальных фильмов, и, наконец, компьютерных игр было создано за прошедшие со времён взрывов Хиросимы и Нагасаки почти три четверти столетия. Фантасты исписали уйму страниц, чтобы создать пугающую разрухой, хаосом, дикостью, жестокостью и безнадёгой картину постапокалиптического мира, в котором Третья мировая ядерная война уничтожила бОльшую часть человечества вместе с его техническим и культурным наследием. Вот только зачастую ни один, рождённый отечественным или иностранным автором вымысел о выживании в выжженном атомным огнём, изуродованном мире не может впечатлить так, как реальность.
Всю нашу команду ослепила внезапная белая вспышка. Потом самолёт сильно тряхнуло. Мы ещё немного покружили над землей, а ядерный гриб всё разрастался.
Не нужно отправляться в будущее, достаточно всего лишь посмотреть в прошлое. Родившийся волей судьбы в пригороде Хиросимы, награждённый впоследствии за труды премией Номы и императорского «Ордена культуры» Масудзи Ибусэ на основе дневников и воспоминаний очевидцев, а также собственных впечатлений и переживаний воссоздал в своём романе часы перед бомбардировкой и нарастающий, удушающий жаром пожаров и сыплющимся с неба пеплом хаос, последовавший за вспышкой необычной силы, из которой позже поднимется к небу бурлящий адским огнём и пронзаемый молниями ядерный гриб.
Через годы после объявленной императором капитуляции Японии к племяннице страдающего лучевой болезнью Сигэмацу Сидзумы сватается юноша. И всё бы хорошо, но семье жениха и свахе нужны доказательства здоровья девушки. Пусть даже со времени взрывов Ясуко уже неоднократно проходила обследования, в каждом из которых врачи документально заверяли её здоровье, но не может же быть такого, чтобы попавшая по слухам под пролившийся вскоре после бомбардировки чёрный дождь, девушка и вправду способна стать работящей женой и матерью здоровых детей? Вот только Сигэмацу знает, что в дни бомбардировки племянница была далеко от мест, где прошёл чёрный дождь. Чтобы помочь Ясуко обрести счастье, Сигэмацу решает переписать тушью её, а заодно и свой дневник с принадлежащими к тем дням записями. Но даже простая переписка истрепавшихся, хранящих память адских дней страниц — нелёгкая задача. Что уж говорить, если бесстрастные иероглифы откроют что-то, что уничтожит все надежды на лучшее будущее…
Попавшие шестого августа в эпицентре взрыва испарились за доли мгновения. Бывших в момент взрыва чуть дальше раскалённая плазма превратила в обугленные мумии. Множество погибло в огне пожаров и от несовместимых с жизнью перелом и ран. Оказавшийся вместе с другими на периферии Сигэмацу едва не ослеп от небывалой вспышки, но выжил. Отделавшись как будто бы только ожогом щеки, он был вынужден отправиться на поиски жены, а затем и племянницы. Ему пришлось пройти сквозь пыль, покрывающий всё и вся пепел, через разруху, пожирающие всё вокруг себя пожары и толпы раненных, одетых во что придётся, полуголых и совершенно обнажённых, со свисающей подобно изорванным лохмотьям кожей и раздувшихся по неизвестным ещё тогда причинам. Сотни и тысячи шли, ковыляли и даже ползли из последних сил в поисках безопасного места. Совсем скоро большинство из них станут частью собранных на скорую руку кремационных костров, но воссоединившийся с семьей Сигэмацу вместе с другими, посчитавшими себя счастливчиками, всё-таки сможет выбраться из поражённой новой бомбой зоны, чтобы прожить ещё хоть сколько-нибудь дней, месяцев и лет…
— Стало быть, вам не так уж худо живется?
— Что ты несешь? Заткнись! Нашла над чем шутить. Может, у тебя память отшибло и ты забыла, как меня жалела, когда я вернулся из Хиросимы.
— Так ведь это когда было, Сёкити! Война еще не кончилась. В ту пору все так говорили. Зачем же ты напоминаешь мне об этом? Поссориться, что ли, решил?
Когда заканчивается война? С последним выстрелом по приказу? С подписанием мирного договора или акта о капитуляции? Может быть, война заканчивается со смертью последнего из ветеранов или с последним вздохом так называемых детей войны, не воевавших по причине своих юных лет, но сохранивших в своей памяти свист пуль, грохот взрывов, крики, кровь, голод и страх? Война хотя бы даже с локальным применением атомного оружия продолжается, когда уже отсвистели все пули, отгрохотали своё снаряды и подписаны все возможные бумаги. Те, кого война не затронула уже и думать о ней забыли, но вырвавшаяся из ядра атома радиация упорно выполняет уже казалось бы недействительный приказ, уродуя жизни и судьбы, превращая следующий один за другим день, как отдельно взятого поражённого жёстким излучением человека, так и целых семей в ад на земле.
Сэнди Ямагути. Шесть месяцев после ядерной атаки. «Боль была такой сильной, что я терял сознание. Но самая страшная боль наступала, когда мою плоть грызли черви.»
«Это мои рёбра. Сквозь рёбра видно, как бьётся моё сердце.»
Сейчас об опасности радиации хотя бы в общих чертах знают все, кому не лень. В дни бомбардировок пострадавшие только и ломали голову о странной, свалившейся им на голову бомбе чудовищной мощи. Одни выжившие бежали сломя голову куда угодно лишь бы подальше от разрушенного города. Другие, в том числе Сигэмацу и прибывшие на помощь с других мест, не подозревая ни о каком излучении, шли в пропитанные им руины, чтобы отыскать близких и кого бы то ни было, кому ещё имеет смысл оказать помощь. Третьи шли на риск просто затем, чтобы отслужить упрощённый вариант заупокойной службы над телом или хотя бы у развалин дома, где когда-то жил человек. А кто-то и вовсе бродил в раскалённом от полыхающего вокруг пламени воздухе, спотыкаясь о разломанные балки, обходя стороной оборванные, оплавленные провода линий электропередач, чтобы забрать из личного сейфа, который быть может уцелел и ещё не разграблен, семейные ценности и потом только эвакуировались к живущим в отдалении родственникам или куда угодно ещё.
Эта фотография была сделана через день после ядерной атаки в Нагасаки.
Можно отправиться в соседнюю провинцию, где ничто не напомнит ни об атомном взрыве, ни о войне вообще, но если уж облучился, от себя не убежишь! Если отделался более-менее легко, будешь вынужден прожить оставшуюся жизнь, сдувая с себя пылинки, считаясь в глазах окружающих лодырем, потому что стоит только взять на себя нагрузку, как тут же начнёшь с мучительной болью разваливаться на части и гнить изнутри. Впрочем, если у кого и получалось протянуть больше пары лет, многие из живых в конце концов завидовали мёртвым.
Одни ветви семейных древ обрубались на корню радиацией в первые же часы, дни и месяцы после распада заложенного в бомбу урана. По другим ветвям мутации и всевозможные болезни передавались из поколения в поколение. Множество ветвей было обломано уже не возникшими от гамма-излучения необратимыми процессами, а обществом, которое отгородилось от пострадавших, чтобы ни в коем случае не допустить смешение крови обреченных людей со здоровыми, и отреклось, словно бы никто не нуждался ни в какой помощи.
А вот теперь я отвечу на вопрос, который наверняка возникнет у читающих эти строки. Зачем написано столько текста? К чему всё это биение на жалость? Кого жалеть-то? Японию, бывшей во Второй мировой своеобразным восточным отражением воевавшей во имя нацистской идеологии фашистской Германии? Нет, конечно, эта книга не о гордой, убеждённой в своей правоте, несущей миру истинный порядок и цивилизацию японской нации, вынужденной капитулировать после вероломно сброшенными западными дикарями на два прекрасных города экспериментальными бомбами. По моему «Чёрный дождь» можно назвать почти аполитичной книгой.
Естественно, здесь мелькает несколько раз упоминания страха перед пролетающими американскими самолётами и возможной оккупации страны наземными войсками под звёздно-полосатым флагом. Сигэмацу вместе с другими персонажами несколько раз напоминают самим себе и друг другу о том, что надо держаться несмотря ни на что, не поддаваться отчаянию и усердно работать. Под конец, в паре строк возникает ужас от слуха о наступлении Красной Армии с последующей растерянностью от объявленной императором капитуляции.
Звон плывет, плывет над всей землею,
И гудит взволнованный эфир:
Люди мира, будьте зорче втрое,
Берегите мир, берегите мир! (с) Александр Соболев, «Бухенвальдский набат»
И всё же книга не о выпавших на долю части японского народа страданиях из-за коварного, подлого и безжалостного противника или безумного в своих амбициях императора с приближёнными. О том, как, в конце концов, приходиться страдать и умирать народу ещё недавно рукоплескавшему воинственным планам своего лидера, хорошо писал Эрих Мария Ремарк в романе «Время жить и время умирать», когда труд Масудзи Ибусэ — это скорее интернациональное предупреждение. Предупреждение всем людям на всех континентах об опасности грозящего гибелью не врагу по ту сторону линии фронта, а всему человечеству атомного джинна, готового испарять, жечь и крушить во мгновения ока, медленно истязать и убивать в считанные дни, живущего веками в чистой на первый взгляд воде и почве.